Жалоба

Сообщение опубликовал пользователь Порохнюк Валерий Петрович
08.12.2018 в 18:01

Министру юстиции РФ

Коновалову А.В.

от осужденного офицера ВМФ РФ

Порохнюка В.П.

ЖАЛОБА

Уважаемый Александр Владимирови!

             В Верховном суде РФ рассматривалась жалоба на приговор Астраханского гарнизонного военного суда, вынесенный капитану I ранга запаса Порохнюку В.П., обвиняемого в преступлениях по ч. 2 ст. 291.1 и ч. 1 ст. 159. Обвинительный приговор был вынесен в результате судебного разбирательства, не отвечающего требованиям справедливости, допущен произвол, уголовный закон применён непредсказуемым образом.

            В результате выделения уголовного дела против соучастников преступлений и их осуждения: Кончакова – в порядке досудебного соглашения с прокурором, Раджабова – заочно, вследствие его нахождения на тот момент в Федеральном розыске, я был лишен существенных гарантий права на справедливое судебное разбирательство. В обвинительном приговоре имеются формулировки, не оставляющие сомнений в том, что Кончаков и Раджабов являлись соучастниками преступлений, вменяемых мне. Суд признал меня виновным в преступлениях, состоявшихся в совершении действий между Кончаковым и Раджабовым. На правомерность данного вывода указывает то обстоятельство, что на первоначальных стадиях уголовного производства свидетель Кончаков не указывал на меня как на лицо, принимавшего участие в процессе взяточничества. В качестве такого лица он называл только свидетеля Раджабова, при этом отмечая, что взаимодействовал с ним напрямую.

           Было допущено произвольное толкование закона в нарушение прав обвиняемого, так как в силу ч. 2 ст. 291.1 УК РФ предусмотрена уголовная ответственность за посредничество во взяточничестве за совершение заведомо незаконных действий (бездействия). Однако в материалах уголовного дела и в приговоре суда не содержится достоверных сведений и доказательств, указывающих на мою заведомую осведомлённость относительно характера действий, совершаемых Кончаковым и выражающихся в содействии гражданам в поступлении на военную службу по контракту. Я по своим служебным обязанностям занимался боевой подготовкой, не имел никакого отношениях к организационно – мобилизационной работе, равно как и не был осведомлен о служебных обязанностях начальника организационно – мобилизационного отдела свидетеля Кончакова и правилах приёма граждан на контрактную службу. По своей военно – учётной специальности начальника отдела боевой подготовки я не имел никаких полномочий, познаний в сфере организационно – мобилизационной работы, следовательно не мог оценивать законные и незаконные действия начальника организационно – мобилизационного отдела свидетеля Кончакова. Также в силу ст. 291.1 УК РФ предусмотрена ответственность за посредничество во взяточничестве, то есть непосредственную передачу взятки по поручению взяткодателя или взяткополучателя, либо иное способствование взяткодателю и/или взяткополучателю в достижении либо реализации соглашения между ними о получении и даче взятки в значительном размере. Лицо подлежит уголовной ответственности за посредничество во взяточничестве только в том случае, если оно действует по поручению взяткодателя или взяткополучателя, либо иным образом способствует в реализации соглашения между ними о получении и даче взятки. Материалами уголовного дела и судебным разбирательством установлено, что Раджабов и Кончаков не давали никаких мне поручений на непосредственную передачу взятки. Однако было установлено, что именно в этот период Раджабов и Кончаков работали напрямую, без моего участия в устройстве граждан на контрактную службу. Зачем в определённых эпизодах всем вдруг понадобился я, осталось невыясненным и неподдающимся никакой логике.

В основу приговора в отношении меня суд положил показания свидетелей – соучастников Кончакова и Раджабова, данные ими в судебном заседании и на предварительном следствии. При этом суд не дал критической оценки показаниям этих свидетелей, так как они являются заинтересованными лицами. Выделение уголовного дела против свидетеля – соучастника Кончакова и его рассмотрение в порядке особого производства, также как и выделение уголовного дела против Раджабова, являлись способом обойти важные процедурные гарантии, которыми они пользовались бы при рассмотрении уголовного дела в отношении всех троих соучастников в одном судебном процессе. В основе обвинения, предъявленного мне, лежали те же обстоятельства, события, что и в уголовных делах Кончакова и Раджабова. Поэтому невозможно отрицать, что факты, установленные в делах Кончакова и Раджабова, а также выводы суда, имели прямое отношение к моему уголовному делу. При таких обстоятельствах требовались существенные гарантии того, что решения, принятые по уголовным делам Кончакова и Раджабова, не препятствовали бы осуществлению всей полноты права на справедливое судебное разбирательство в уголовном деле против меня. В данном уголовном деле не были соблюдены два основополагающих требования в обеспечении справедливого судебного разбирательства, которые должны выполняться при рассмотрении уголовного дела против соучастников в отдельных процессах. А именно, суд допустил формулировки, не оставляющие сомнения в том, что это я был причастен к данным преступлениям, и что это был именно я лично. Выводы суда и манера их изложения не могут быть оценены иначе, как предрешение вопроса, являющегося предметом судебного разбирательства. Второе требование, которое было нарушено, - это обязанность суда воздерживаться от принятия фактических обстоятельств, изложенных в предыдущих делах, в качестве установленных, то есть без дополнительной проверки, если подсудимый не участвовал в предыдущих процессах. Однако при рассмотрении уголовного дела в отношении меня суды приняли обстоятельства, изложенные в отношении Кончакова и Раджабова, в качестве заранее установленных. Очевидно, что у суда, рассматривающего уголовное дело, были мотивы придерживаться выводов, сделанных в уголовных делах Раджабова и Кончакова, потому что противоречие с ними поставило бы под вопрос законность и обоснованность приговоров. Нежелательность вынесения приговоров, находящихся в противоречии между собой, могла служить сдерживающим фактором для судей, ограничивающим их стремление к установлению истины и их способность к отправлению правосудия. Таким же образом использование процедуры досудебного соглашения с Кончаковым и вынесение на его основании приговора в порядке особого производства ставило под сомнение возможность этого лица выступать свидетелем в уголовном деле против меня. При заключении сделки о сотрудничестве он сформулировал совместно с обвинением определенную версию событий, которая не проверялась судом и не требовала подкрепления доказательствами, и именно эта версия легла в основу приговора. Давая впоследствии показания в суде, Кончаков был вынужден придерживаться именно этой версии, согласованной им в качестве обвиняемого в ходе досудебной сделки. Более того, суд позволил неправомерно огласить данные ранее показания досудебщика Кончакова, что создает впечатление, будто суд поощрял свидетеля Кончакова придерживаться определённой версии событий. Относительно определения содержания показаний свидетеля – соучастника Кончакова не им самим, а иным лицом, в частности, следователем Киселевым А. В., свидетельствует наличие протокола допроса свидетеля Кончакова от 28.08.2017 г., который подписан следователем, но не подписан самим свидетелем – соучастником Кончаковым. Однако в приговоре указано, что следователи Киселев А.В., Албасханов., свидетель Кончаков показали, что протокол свидетеля Кончакова должным образом был подписан и законно оформлен. Если этот протокол, неподписанный свидетелем Кончаковым, находится у стороны защиты, приобщен к уголовному делу, то как можно не отнестись к показаниям следователя Киселёва А.В. и свидетеля Кончакова критически? У следователя Албасханова этот вопрос вообще в суде не выяснялся, однако в приговоре (л.5) он также якобы опровергает факт неподписания указанного протокола Кончаковым. Как указал Конституционный суд РФ в пункте п.4 Постановления №18 – п. от 08.12.03 года «если на досудебных стадиях производства по уголовному делу имели место нарушения норм уголовно – процессуального закона, то ни обвинительное заключение, ни обвинительный акт не могут считаться составленными в соответствии с требованиями УПК РФ». Странной в этой ситуации выглядит позиция адвоката Сапожникова, который подтвердил факт обнаружения отсутствия подписи допрашиваемого лица свидетеля Кончакова в протоколе допроса и тут же признаёт, что как защитник ходатайство о признании указанного протокола недопустимым доказательством не заявлял и не обращал внимания. Копия данного неподписанного протокола находится в уголовном деле, оригинал – у стороны защиты. Во втором судебном заседании судьей Солодиловым было отказано в принятии неподписанного протокола, как недопустимого доказательства. К тому же окончательный вариант приговора, поступивший в суд апелляционной инстанции, не соответствует протоколу допроса.

       Также суд проигнорировал аргумент свидетеля – соучастника Раджабова о том, что у него неприязненное отношение ко мне. Суд не дал критической оценки показаниям свидетеля Раджабова, так как они противоречивы, нелогичны. В частности, о нелогичности и противоречивости здравому смыслу показаний Раджабова свидетельствуют следующие факты:

со свидетелем Кончаковым он знаком на протяжении более чем 10 лет и находится с ним в доверительных отношениях, часто они вдвоём встречались в г. Каспийске и г. Астрахани в этот период времени для решения соответствующих вопросов;

осведомлённость свидетеля Раджабова о непосредственной служебной возможности у свидетеля Кончакова по совершению действий, связанных с поступлением граждан на военную службу, и осведомленность об отсутствии соответствующей возможности у меня;

личная передача Раджабовым денежных средств Кончакову в период с 2013 по 2015 гг.;

личное выяснение обстоятельств у свидетеля Кончакова, связанных с оформлением документов, получении этих документов непосредственно от Кончакова в период с 2013 по 2015 гг.

        Не была учтена судом отрицательная характеристика свидетеля – соучастника Раджабова, выявленная в ходе судебного разбирательства. Таким образом, с точки зрения допустимости, достоверности, относимости показания свидетеля Раджабова не могут быть положены в основу приговора в отношении меня в качестве безусловного доказательства моей вины.

         По своему содержанию и сути необоснованный приговор, вынесенный мне Астраханским гарнизонным военным судом и подтвержденный Северо – Кавказским окружным военным судом, влечёт его незаконность, так как в основу приговора суд положил материалы уголовного дела без какой – либо их критической оценки по всем вменяемым мне эпизодам.

          Так, из обвинительного заключения я передал взятку за Шабанова в июле 2013 года. В приговоре (л.3) время передачи взятки не указано, хотя в суде Шабанов заявил, что отношение на военную службу получил и устроился на службу в 2014 году.

           Из приговора (л.3) следует, что Шихбабаев осенью 2013 года обращался к Раджабову и передал ему деньги. В ходе очной ставки на предварительном следствии (т.7, л.д. 203 – 208) Шихбабаев показал, что со слов Раджабова он знал, что Кончаков и Порохнюк устраивают на службу и осознавал, что им будет передана взятка. Однако в суде 29.06.2017 года выяснилось, что обо мне он никогда и ни от кого не слышал.

Из приговора следует, что по показаниям Пирметова он обратился к свидетелю Раджабову и передал ему деньги. В суде Пирметов заявил, что отношение на военную службу Раджабов передал ему весной 2014 года и только после этого он передал деньги Раджабову, мне вменяется февраль 2014 года.

             Мне вменяется передача взятки в марте 2014 года за Мирзаева. В приговоре (л.3) не указан месяц передачи взятки, хотя в суде Мирзаев указал на передачу денег свидетелю Раджабову летом 2014 года, пояснив при этом, что при его первой встрече с Раджабовым в марте – мае 2014 года никаких денег он не передавал.

          Что касается свидетеля Магомедова Ш.Ю, то в приговоре указан апрель 2014 года (л.4), в суде Магомедов Ш.Ю. указал, что деньги передавал он Раджабову в конце 2014 – начале 2015 года и чётко на этом настаивал, заручившись показаниями гражданина, у которого занимал деньги для этих целей.

Согласно ОЗ я передал взятку за Мустафаева в апреле 2014 года. В приговоре значится, что как следует из показаний Мустафаева, в марте 2014 года он передал Раджабову за устройство сына на службу 100 тысяч рублей (л.4). Однако в ходе суда Мустафаев четко пояснил, что денег Раджабов за устройство сына на военную службу не передавал, отрицал показания, данные им на предварительном следствии, как несоответствующие действительности. В заключение четко подтвердил правильность своих показаний, данных в судебном процессе. Однако в приговоре указаны показания Мустафаева в ходе предварительного следствия, которые он отрицал в суде, признав верными показания, данные им в судебном заседании.

Что касается свидетеля Халикова, то из обвинительного заключения следует, что Порохнюк передал взятку в апреле 2014 года. В приговоре указано, что Халиков показал, что в начале 2014 года (л.4) передал деньги. Однако в суде Халиков заявил, что деньги передавались «не помню когда, то ли в 2012, то ли в 2013, то ли в 2014 году…» В официальной таблице обозначено, что Халиков устраивался на службу в январе 2014 года (том №1, л. д. 218). Как же Порохнюк передавал деньги и устраивал Халикова в апреле 2014 года, если в январе 2014 года уже имелось отношение для устройства на службу, подписанное свидетелем – соучастником Кончаковым.

            В отношении свидетеля Аликулиева из приговора следует, что из показаний Аликулиева он обращался к Раджабову в июне 2014 года. Однако на судебном процессе у Аликулиева дата не выяснялась.

            Что касается свидетеля Магомедова Ш.М., то в приговоре указано, что летом 2013 года он обращался к Раджабову и передал ему 100 тысяч рублей (л.4). Мне вменяется передача взятки в июле 2014 года. В суде Магомедов Ш.М. подтвердил, что устройство на службу было оформлено по заданию ЮВО, о чем свидетельствует запись в официальной таблице (т.4, л.28).

         Относительно свидетеля Магомедова Ш.Г., в приговоре обозначено, что Раджабов оказывал ему содействие без обозначения какой – либо даты (л.4). В обвинительном заключении мне вменяется передача денег летом 2014 года. В обвинительном заключении (т.8, л.89 - 104) Кончакова на военную службу Магомедова Ш.Г. устраивает в 2014 году, в свою очередь, Раджабов (т.8, л.57 - 72) указывает на лето 2013 года. В суде Магомедов Ш.Г. заявил, что протокол своего допроса на предварительном следствии не подписывал полностью, допрашивал его следователь Мурат, хотя подписан протокол допроса следователем Киселев А.В. Пояснил, что трудоустраивался на КФл в 2012 – 2013 годах. При этом выписанное отношение на Магомедова Ш.Г. отсутствует и не исследовалось. На каком основании делается вывод, что денежные средства передавались мною летом 2014 года, неясно.

           Насчёт эпизода относительно свидетеля Шихмарданова, в приговоре указано, что из показаний Шихмарданова следует, что в сентябре 2014 года он обращался к Раджабову, и именно этот период вменяется мне. Однако в суде Шихмарданов пояснил, что вопросами трудоустройства на службу занимался в конце 2014 – начале 2015 годов.

Что касается свидетеля Исабекова, то в приговоре (л.4) свидетель Исабеков дает показания, что летом 2014 года он с Раджабовым приехал в Астрахань и возле магазина «Городок», находящегося на Набережной, Раджабов при встрече с незнакомым ему человеком якобы передал 340 тысяч рублей, хотя в суде тот же Исабеков дал показания, что Раджабов встречался со мной на автозаправке (где поблизости нет никакого магазина), сумму денег назвал 200 тысяч рублей. На вопрос: «Видел ли он как и кому передавались деньги?..»– ответил: «Нет».

          Что касается остальных, так сказать, называемых государственным обвинителем свидетелей, которые не были допрошены в суде, но за которых Порохнюк несет наказание, не зная их, то складывается впечатление, что эти свидетели обоснованно не были нужны в суде, чтобы не испортить определенную намеченную установку. Два свидетеля обвинения были сняты государственным обвинителем. Это Садуев и Исмаилов.

           Исходя из материалов уголовного дела, Садуев предположил, что свидетель – соучастник Раджабов, проявляя знак уважения к его родителям, безвозмездно предложил ему устроиться на военную службу (т. 6, л. 69-79). Трудно, конечно, к такому объяснению отнестись критически, да и зачем - такое «крепкое доказательство» вполне устроило государственное обвинение.

Следующий «отказник» - свидетель Исмаилов. Как заявил Раджабов в суде, он внес за Исмаилова свои деньги, так как последний его близкий друг. По материалам уголовного дела, из показаний дяди Исмаилова (т.3, л. 152-168) следует, что Раджабов никогда не был их другом и никто не просил Раджабова за его же деньги устраивать на военную службу племянника. Показания данного свидетеля (т.3, л. 152-168) явно противоречат показаниям Раджабова, однако, противоречие не выяснено, гособвинением данный свидетель был снят, но наказание мне назначено.

Также за Джаражисова по «личной доброте» «меценат» Раджабов внес свои деньги. Свидетель Джаражисов же, давая на предварительном следствии показания не совсем взрослого человека, путался, в суд не явился, но гособвинение решило, что кто-то неизвестно за что должен нести наказание.

             Со свидетелем Муслимовым у гособвинения произошел явный конфуз, поэтому в суде он был не нужен. В протоколе допроса (т. 4, л. 242) указано, что Муслимов в марте 2015 года решил поступать на службу. Мне вменяется июль 2014 года. Исчезает личное дело Муслимова, отсутствует выписанное отношение. И только в приговоре голословно указано (л.5), что из сообщения начальника отдела Военного комиссариата РД по городу Махачкале Муслимов обращался в отдел на основании отношения, подписанного Кончаковым. Можно только позавидовать памяти начальника отдела военного комиссариата РД.

             За свидетеля Пахрутдинова свидетель – соучастник Раджабов в августе 2014 года передал свои деньги. Пахрутдинов в суд не являлся, показания не давал. Раджабов, опять же по своей «доброте», заплатив за друга свои деньги, в суде не мог вспомнить кто это.

Вызов в суд свидетеля Шапиева тоже был не выгоден гособвинению. Поэтому взрослый мальчик, как пояснила его мать, в конце июня 2017 года уехал в Краснодарский край, никому не оставив номера своего телефона. Между тем, в протоколе допроса Раджабова (т.1, л. 145) последний указывает, что за Шапиева деньги лично передавал Кончакову. В протоколе допроса Кончакова (т.8, л. 89-104) сведения о Шапиеве вообще отсутствуют. Но все складывается чудесным образом так, что я передал взятку в августе 2014 года.

             Мусалаева свидетель Раджабов устраивает на службу в 2016 году (т. 1, л. 123) и при этом объясняет, что должен заплатить за это деньги должностным лицам, вот только возникает вопрос – кому? Я к тому времени был уже уволен со службы. Зачем в сентябре 2014 года Раджабов платил за Мусалаева свои лишние деньги мне? Непонятно, но как сказано в приговоре, всё «логично, последовательно, допустимо»?!

              При всём этом каламбуре суд каким – то чудесным образом установил, что я, помимо того, что является посредником передачи денежных средств, ещё и противоправно завладел одним миллионом рублей и в соответствии со статьей 1102 ГК РФ суд считает необходимым взыскать с меня указанную сумму в порядке неосновательного обогащения (л.8). Как государственное обвинение доказало эту сумму, остается загадкой. Денежные средства, которые по версии следствия были получены мною, так и не были изъяты, не установлены факты поступления данных денежных средств на расчётные счета, а также факты приобретения за счёт них какого – либо имущества или иных средств и предметов.

Стороной обвинения не было представлено ни одного реального доказательства, кроме ссылок на предположение и личное мнение. Документы, названные в приговоре как якобы доказательства обвинения (л.4-5), не подтверждают, а опровергают версию моего обвинения, так как никаким образом не указывают на мою преступную деятельность, не имеют ко мне никакого отношения.

          Из – за странной забывчивости допрошенный в суде основной свидетель обвинения Кончаков не мог вспомнить ни одной фамилии кандидатов на военную службу, за которых деньги передавались мною, даже после того, как ему были неправомерно оглашены протоколы его допроса. В приговоре об этой забывчивости свидетеля Кончакова ничего не сказано, хотя в суде пришлось незаконно оглашать протокол его допроса, чтобы, как выразился прокурор, «освежить» память. Осталось без правовой оценки и то обстоятельство, что протоколы допросов и очных ставок двух основных свидетелей Раджабова и Кончакова совпадают дословно, вплоть до запятых, недочетов, ошибок. Чего не могло быть, если бы эти два основных свидетеля – Раджабов и Кончаков - были допрошены без воздействия со стороны следователя. При таких обстоятельствах ссылка в приговоре на показания подобных «свидетелей» обвинения является ничем объективно не подтвержденной.

             В судебном разбирательстве стороной защиты были предоставлены доказательства, как в виде письменных документов, так и в виде устных показаний свидетелей, которым не было дано правовой оценки. В приговоре формально и безосновательно указано на то, что в судебном заседании стороной защиты не были предоставлены доказательства. Хотя свидетель защиты адвокат Сапожников констатировал факт получения неподписанного свидетелем обвинения Кончакова протокола допроса лично в руки; свидетель Марин дал отрицательную характеристику Раджабову как личности; в ходе судебного заседания выяснилось, что предоставленный стороной обвинения компакт – диск телефонных переговоров между мною, Раджабовым и Кончаковым является ничем иным, как пустышкой; также были предоставлены документы на куплю-продажу машины, из – за которой у меня начались неприязненные отношения с Раджабовым. Однако содержание каждого из этих доказательств в обжалуемом приговоре не раскрыто, совокупная правовая оценка им не дана. Сравнение с доказательствами вины не произведено. Хотя суд обязан был сопоставить все доказательства по уголовному делу, представленные как стороной обвинения, так и стороной защиты, и дать им объективную всестороннюю оценку. В результате односторонности оценки доказательств доказательства защиты не были опровергнуты ни в судебном разбирательстве, ни в приговоре. В приговоре не указаны мотивы, по которым были отвергнуты одни доказательства, а приняты другие доказательства, и нет ссылок ни на материалы уголовного дела, ни на нормы закона, позволяющие игнорировать представленные доказательства и основанные на них доводы защиты о незаконности приговора. Не опровергнуты и доводы защиты о том, что показания свидетелей обвинения противоречивы и несколько раз уточнялись ими на протяжении допросов в суде. При таких обстоятельствах ссылка в приговоре на показания подобных «свидетелей» обвинения является объективно не подтвержденной. Также сторона защиты ходатайствовала об исключении однотипных протоколов – допросов из числа доказательств по делу, но суд немотивированно отказал в удовлетворении такого ходатайства. Пункт 4 Постановления Пленума ВС РФ №1 от 29.04.96 года о судебном приговоре гласит: «Обвинительный приговор не может быть основан на предположениях и постановляется лишь при условии, если в ходе судебного разбирательства виновность подсудимого в совершении преступления доказана. В связи с этим судам надлежит исходить из того, что обвинительный приговор должен быть постановлен на достоверных доказательствах, когда по делу исследованы все возникшие версии, а имеющиеся противоречия выяснены и оценены». Но как видно, многочисленные противоречия даже между доказательствами обвинения не выяснены и не оценены должным образом ни судом первой, ни судом второй инстанции, поскольку и в приговоре и в апелляционном определении в нарушение требований части 4 статьи 7 УПК РФ отсутствуют выводы судов по этим вопросам и мотивы принятых решений. Показания свидетелей обвинения, положенных в основу обвинительного приговора, содержат неустраненные в судах сомнения в достоверности и правдивости этих показаний, а по точному смыслу уголовно – процессуального законодательства все сомнения, которые не были устранены в приговоре, должны быть истолкованы в пользу подсудимого. Это относится к достоверности показаний свидетелей, на которых сослался суд в приговоре. Обязанность суда проверить достоверность показаний допрашиваемых лиц установлена положениями статей 85 - 88 УПК РФ. Формульное утверждение о правильности выводов суда не может подменить обязанность опровержения каждого довода защиты. Таким образом, и это положение конституционного принципа презумпции невиновности не было обеспечено нижестоящими судами. При таких данных обжалуемый приговор не может быть признан отвечающим требованиям уголовно – процессуального законодательства, регламентирующим постановление приговора, его структуру и содержание.

Хотелось бы остановиться на двух дополнительных наказаниях.

Неосновательное обогащение и взыскание одного миллиона рублей (ст.1102 ГК РФ).

Чтобы доказать неосновательное обогащение необходимо одновременно наличие трёх условий:

- наличие обогащения;

- обогащение за счёт другого лица;

- отсутствие правового основания для такого обогащения.

           Один миллион рублей, которым, так сказать, я обогатился, так и остался недоказанным. Никто из второстепенных свидетелей не указал на то, что часть денег предназначалась мне. Даже основной свидетель Кончаков на вопрос, знал ли он о том, что определенную часть денег я оставляю себе, ответил, что может только предполагать. Этот миллион нигде и никак себя не обнаружил, равно как и нет пострадавших от неустановленных мною действий и следовательно ни о каком неправовом основании для обогащения не может идти речи.

Лишение воинского звания.

            Статья 48 УК РФ обязывает суд при осуществлении дополнительного наказания, такого как лишение воинского звания, учитывать данные, характеризующие личность подсудимого. Принятие такого решения требует от суда тщательного изучения данных о личности подсудимого, военно-служебных, социально-демографических характеристик. Более 30 лет я прослужил в армии, положительно характеризуюсь командованием, имею государственные награды и поощрения. Суд должен был прийти к обоснованному выводу о возможности, необходимости и целесообразности применения данного наказания. Мотивы назначения данного вида наказания, обосновывающие невозможность сохранения за мной воинского звания, должны были быть тщательно изложены в приговоре (ст.308 УПК РФ). При этом, в приговоре, учитывая мои положительные характеристики, суд назначает мне дополнительное наказание в виде лишения воинского звания. Так как данный вид наказания носит вспомогательный характер, усиливая карательное влияние наказания в целом, то в отношении меня решение суда о назначении мне данного дополнительного наказания выглядит непоследовательным и несправедливым.

           Из всего этого следует, что необоснованные выводы в отношении фактических обстоятельств уголовного дела влечёт незаконность применения судом норм закона, которые определяются юридическими фактами.

Порохнюк В.П.